Читать книгу - "История костей. Мемуары - John Lurie"

как вдруг - бац! - из ниоткуда какой-то футбольный гопник ударил меня по лицу. Я даже не сразу понял, что произошло. Подняв глаза от земли, я увидел, что кучка пьяных придурков уходит прочь, смеясь. Они даже не оглядывались.

Разрушайте что-нибудь через каждые десять ярдов и двигайтесь дальше.

Я придумал отличный трюк для выходных. Когда начинали приходить идиотские пьяные футбольные фанаты, я заставлял их петь песню своей команды. Они стоят там, пьяные, поют, а я просто ставлю перед ними открытый футляр для саксофона, чтобы другие фанаты этой команды подходили и в шутку бросали в футляр деньги. Я заработал таким образом целое состояние. Потом, когда приходили фанаты другой команды, начиналась драка, я собирал свой футляр, наполненный деньгами, и с саксофоном в одной руке и футляром в другой убегал на следующий угол.

 

-

Моя мама купила дом в Англси. Из ее окна было видно, как мимо проносятся холодные воды пролива Менай. Всегда казалось, что здесь холодно, а воздух был таким чистым и бодрым, что было больно. Теперь у нее был пес Макс. Она поместила его в питомник на шестимесячный карантин. МЫ, БРИТАНЦЫ, ГОРДИМСЯ ТЕМ, ЧТО У НАС НЕТ БЕШЕНСТВА!!!!!

Дом был милым, но там был ужасный зелено-желтый ковер, оставшийся от предыдущего владельца. У моей мамы не могло быть много денег, но у нее было немного от страховки и немного от продажи дома. Я была потрясена, что она, у которой всегда был такой хороший вкус, оставила этот ужасный ковер в гостиной.

Она много пила.

У соседки была собака, которую ее сын назвал "Мертвый Франко". Сын уехал в колледж, и вы слышали, как мама своим милым голоском звала собаку на крыльцо: "Франко мертв! Франко мертв!" Пытаясь заставить собаку вернуться домой.

Я всегда чувствовал себя вялым, и обнаружил, что если не спать пару дней, то это нарушает цикл, и уже на второй день я чувствую себя бодрее. Я не спала всю ночь, рисуя, а утром ко мне пришла мама. Было воскресенье, и она читала лондонскую Sunday Times. Там проходил конкурс: нужно было придумать самую смешную или умную надпись к фотографии из газеты. Мама усердно работала над своей статьей. Я нашел фотографию фермера в поле с рядами капусты, а из капусты выходили маленькие пузырьки, как будто они пели "Rule Britannia!". Моя подпись была "Латук поет".

Я все время говорила маме: "Можешь остановиться, я уже выиграла". Я был так возбужден от недосыпания, что смеялся от души.

"О, ты глупый". Когда вы вели себя глупо, а она не хотела смеяться, она говорила, что вы глупый.

После того как она ложилась спать, я репетировал на маленькой холодной кухне. Должно быть, ей было шумно наверху, но она поощряла меня продолжать играть.

Она хорошо относилась к подобным вещам. Когда мне было одиннадцать или двенадцать лет, я думал, что когда-нибудь стану питчером в высшей лиге. Я выходил на задний двор и бросал твердый резиновый мяч о стену дома, снова и снова, изо всех сил. Должно быть, в доме было невероятно шумно, но она ни разу не пожаловалась на это.

Некоторое время я ходила туда-сюда между "Венди" и мамой. Эван общался с блестящим священником по имени Лиам. Лиам пил виски в своей муниципальной квартире и становился очень злым. Но у него был замечательный лукавый блеск в глазах, и он мог быть очень смешным, когда я понимала, что он говорит с акцентом.

Венди была столь же неистово противной, сколь и сексуальной. Они как бы шли рука об руку. У нас случались драки, когда мы стояли у одного из двух окон ее квартиры и выбрасывали вещи друг друга на улицу. Голубой шарф, который связала мне мама, Венди взяла ножницы и разрезала на маленькие квадратики.

Мы поссорились - мы всегда ссорились, - потом легли спать, и я проснулся от того, что меня сильно ударили по носу. Мы дрались как сумасшедшие, а потом занимались сексом. Она смотрела на меня с такой наглой ухмылкой и говорила: "Ты можешь делать со мной все, что захочешь". Это было неотразимо.

Я написал и сыграл музыку для танца Венди и некоторых других танцоров, а потом просто устал от сырого, холодного, бедного Лондона, где ни у кого не было телефона, и решил вернуться домой, в Нью-Йорк. Венди была со мной на железнодорожной платформе, прежде чем я отправился к себе домой и забрал свои вещи, чтобы ехать в аэропорт. По сути, это было прощание, но мы ссорились и ругались.

Она могла сказать что-то вроде "Ты тупой болван!" с таким ядом в голосе, что мне хотелось ее убить.

Подъезжает поезд, и мы ссоримся. Я сажусь в поезд, а она на платформе говорит мне, что я эгоист, глупец или что-то в этом роде. Потом, когда поезд начал удаляться, я понял, что больше ее не увижу. А если и увижу, то она будет с мужем и двумя детьми. Я просто вскрикнул: "О, Венди!" И подумал: "Что же мы наделали?

7. Раздавленный разбойник

 

Я переехал к друзьям на Вторую авеню. Большая квартира на третьем этаже между Сент-Маркс и Восточной Седьмой улицей. Все мои друзья скоро съезжали. Они получили право на государственное жилье на Купер-сквер и переезжали в квартиры по пятьдесят пять долларов в месяц на Третьей и Четвертой улицах, которые предоставлялись людям, имевшим достаточно низкий доход.

Я использовал свой статус невменяемого человека, получающего SSI, чтобы подать заявление, но на получение одобрения ушли месяцы, а то и год. Очень скоро я уже жил в квартире на Второй авеню один. В 1977 году арендная плата была не такой, как сейчас. Огромная, полуприличная квартира стоила 270 долларов в месяц.

Когда я еще жил в Бостоне, Рик, Фрэнси и Герри, люди, которые работали на Второй авеню, когда я туда переехал, жили в лофте на Бонд-стрит. Когда я приезжала в Нью-Йорк, я ночевала у них. Они жили на втором этаже. Четвертый этаж был свободен, и я поднимался туда на репетиции, чтобы никому не мешать.

Человек, которого называли Риком, в дальнейшей жизни предпочитал, чтобы его называли Ричардом. Ричард Моррисон. Где-то я должен это сказать, поэтому скажу здесь: В своей жизни я встречал бесчисленное множество удивительных людей, но у Ричарда Моррисона я научился большему, чем, пожалуй, у кого-либо еще. Он был настоящим художником. И он был художником настолько честным, что, конечно